Балмасов Анатолий Викторович, ликвидатор последствий катастрофы на ЧАЭС
Кавалер медали ордена «За заслуги перед Отечеством» Балмасов Анатолий Викторович, профессор кафедры ТЭП ИГХТУ.
Из воспоминаний Балмасова А.В.:
«В 1986 году я работал в Институте химии неводных растворов. 5 мая в обеденный перерыв меня вызвал из столовой незнакомый человек. Прямо в коридоре он под расписку вручил мне повестку, в которой предписывалось в течение 2-х часов с вещами явиться во Фрунзенский военкомат. Перед уходом я зашел в лабораторию попрощаться с коллегами. На вопрос, что случилось, ответил: «Поехал в Чернобыль». Хотя об этом никто не говорил, такая мысль возникла у меня сразу.
Поехал домой, взял личные вещи и через некоторое время уже ехал в автобусе в Кинешму с такими же, как я.
Нас привезли на аэродром, где всего два года назад мы проходили военные сборы. По очереди вызывали в штабную палатку. Все, кто заходил до меня, выходили со словами – домой. Как выяснилось, у тех, кто учился раньше, военная специальность была «инженер-химик». У более молодых, как я, специальность значилась «командир взвода спец-обработки». Поэтому меня и ещё нескольких человек, в том числе Александра Барбова, оставили. Нам выдали форму, шинели, противогазы, постригли, покормили и отправили ночевать в палатку.
Утром началось распределение по подразделениям, никто толком ещё не мог осознать происходящее. Меня назначили командиром взвода спецобработки в третью роту 3-го батальона, а Сашу Барбова – во 2-й батальон.
На следующее утро мы отправились на ж/д станцию. Возле аэродрома проводить нас собралось очень много народа – родственники призванных кинешемцев. Мы погрузились в состав – машины на платформы, люди – в теплушки. Нар на всех не хватало, некоторым пришлось несколько ночей спать прямо на полу вагона. Ехали мы долго, какими-то окольными путями, объезжая города и крупные станции, видимо, чтобы не вызывать паники у населения.
10 мая мы приехали на Украину. Разгрузились и на своих машинах отправились на место расположения будущего лагеря. Это было чистое поле в нескольких километрах от села Оранное. Поле находилось внутри 30-километровой зоны заражения, правда, на самом краю.
Первые несколько дней мы занимались обустройством лагеря – ставили палатки, строили столовую. Потом начались выезды в окрестные деревни. Мы занимались дезактивацией домов – смывали с них радиоактивную пыль. Первое время было как-то не по себе – белым днем въезжаешь в деревню, а там ни души и стоит жуткая тишина. Несколько раз работали в Чернобыле. Несмотря на близость к станции, уровень радиации там был не очень высокий, потому что основное облако от взрыва унесло в сторону Припяти.
Надо сказать, что народ у нас подобрался весьма «разношерстный» — от 18-летних солдат-срочников до 50-летних мужчин, которые мне тогда казались уже старыми (самому-то было 24 года). Многие не имели ни малейшего представления о радиации и её последствиях, поэтому не могли устоять перед искушением поесть свежей зелени или черешни, которая росла в деревенских садах, хотя это и было строго запрещено. Мне самому несколько раз приходилось беседовать со своими бойцами, объясняя им разницу между α, β и γ-излучением.
Жизнь в лагере шла по строгому распорядку: подъем, завтрак, построение, выезд на работу и т.д. Естественно, не было никаких выходных. Работали с утра до вечера, обед привозили прямо к месту работы. Никто не знал, сколько всё это продлится.
В июне начали ездить на работу уже непосредственно на станцию. На построении подходили гражданские специалисты и говорили, кому сколько нужно человек. Затем команда во главе с офицером направлялась непосредственно к месту работы. Предварительно шли в АБК-2 (административно-бытовой корпус 2), где переодевались в спецодежду, кроме неё основным средством защиты был респиратор. После выполнения задания шли в душ, затем переодевались в свою форму и возвращались в лагерь.Задания каждый раз были разные: мы проводили дезактивацию внутренних помещений – мыли стены и полы тряпками, смоченными в подкисленном растворе марганцовки. Все тряпки потом собирали в мешки и увозили на захоронение. Некоторые из нас говорили, что они за это время вымыли столько полов, сколько их жены не смогут вымыть за всю жизнь. Мы работали и на очистных сооружениях станции – снимали верхний слой почвы там, где не мог подъехать бульдозер. В тот день я впервые увидел и энергоблок с той стороны, которая обрушилась. Впечатление было жуткое, особенно учитывая излучение, исходившее оттуда.
Была получена директива – не допускать облучения ликвидаторов более 25 рентген и не более 2 рентген в день. Учитывая наши темпы «набора» доз, мы предполагали, что как раз за 2 месяца наберем «положенную» норму и нас отправят домой.
Надо сказать, что в обязанности командиров входило измерение уровня радиации на месте работы. Исходя из него, мы определяли допустимое время работы, чтобы не превысить те самые 2 рентгена в день. В разные дни на разных объектах оно менялось от нескольких часов до нескольких минут. Индивидуальные дозиметры, которыми нас снабдили, не давали точных показаний при средних уровнях радиации, поэтому основным способом учета доз был именно расчетный.
А работу приходилось выполнять самую грязную, поскольку мы были на станции фактически в роли разнорабочих, прикомандированных к гражданским специалистам. Необходимо было очистить всю территорию станции, т.к. планировалось, что она возобновит свою работу. А ведь саркофага над четвертым реактором ещё не было, и выбросы радиоактивных загрязнений продолжались. Дожди могли смыть радиоактивную пыль в реки (Припять, Днепр). Чтобы этого не случилось, специальные самолеты разгоняли облака, поэтому практически все два месяца нашего пребывания в 30-километровой зоне стояла солнечная погода.
Надо сказать, что люди относились к работе с пониманием, выполняли задания добросовестно. Хотя среди нас не было добровольцев (все были мобилизованы), мы чувствовали, что мы нужны стране, что мы помогаем людям. Ведь именно наша работа позволяла уменьшить последствия чернобыльской катастрофы, поэтому мы осознавали ответственность за возложенную на нас миссию…»
Балмасов А.В. награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени, медалями и памятными знаками.