Шабалин Никифор Ефимович
Шабалин Никифор Ефимович
—.—.1914 д.Блиново, Пестяковский р-н, Ивановская обл.
15.09.1942 ст.Масельская, Карелия
На момент гибели:
-командир отделения 289-й стрелковой дивизии, старший сержант.
Родился в 1914 году в деревне Блиново Есиповского сельсовета Пестяковского района Ивановской области. До войны работал в спецсвязи НКВД.
Вспоминает дочь, Валентина Никифоровна Полетаева:
Войну встретили в Карелии
«Родилась я в 1939 году, в Карелии, в Шелтозерском крае, где в спецсвязи в НКВД работал наш отец Шабалин Никифор Ефимович, уроженец Пестяковского района, Емельяновского сельсовета д. Блиново. Таких деревень, как наша, — по 15-16 домов — было много около Нижнего Ландеха, на границе с Южским районом. Сейчас этих деревень уже давно нет.
Во время войны и после я жила с мамой, бабушкой, моей сестрой Ниной и младшим братишкой Валерой в Емельянове, около самого сельсовета. А войну в 1941 году наша семья встретила в Петрозаводске (столица Карело-Финской СССР), откуда мы и эвакуировались в годы войны в Ивановскую область, на родину отца. Нине было тогда 6 лет, мне – 2 года и 2 месяца, а Валерик родился 2 июня того страшного 1941 года.
Наш отец мог бы не воевать, так как у сотрудников НКВД имелась бронь, но папа дважды от нее отказывался и все-таки ушел на фронт добровольцем, сказав своим сослуживцам, уговаривавшим его остаться в тылу, что он идет защищать свою семью от врагов. А до этих событий, после финской войны, ему приходилось в Карелии ловить врагов – финнов. Погиб наш папа в сентябре 1942 года. Только в 1977-78 годах я узнала место его захоронения в Карелии — станция Масельская, но побывать там мне до сих пор не удалось.
Папа покоится в так называемой братской могиле, где захоронено 1100 воинов, на этом месте установлен обелиск. Знаю я это из писем школьников, которые звали меня приехать почтить память моего отца. Они мне рассказали, что на этом обелиске указана фамилия моего отца.
А бои в тех местах шли страшные. В болотах при их осушении в 1977 году экскаваторщики находили неразложившиеся трупы погибших воинов. Их перезахоронили в братскую могилу.
Неподъемная работа, тяжелая жизнь.
В нашей семье в войну погибло много мужчин: мужья обеих дочерей моей бабушки А.И. Кошариной, ее старший сын Григорий, пропали без вести ее второй сын Василий и последний, младший сын, военный фельдшер Гермоген, накануне войны окончивший медтехникум и женившийся в Ленинграде. Его жену мы все видели только на фотографии со свадьбы. В блокадном Ленинграде она погибла от голода. Погиб старший брат отца Семен.
После эвакуации из Карелии мы сначала жили у матери нашего отца в Блинове, а потом перешли к другой моей бабушке со стороны матери в деревню Емельяново. Жили тогда очень тяжело, почему-то не полностью получали пенсию: давали только на одного ребенка, а у мамы нас было трое. Позднее какой-то уполномоченный из района (или из области) написал ходатайство маршалу А.В. Василевскому, изложив нашу проблему, и примерно через месяц мы стали получать вместо 120 рублей-360.
Мама, не полагаясь только на государственную пенсию, в будни работала кубовщицей на лесозаготовках (ходила за 9 километров на участок), а в выходные или в праздники помогала в колхозе вместо бабушки, которой требовалось выработать трудодни.
Я помню, что наша бабушка в теплые дни все время сидела или под черемухой, которую посадил у порога ее младший сын, когда приезжал в последний год перед войной, или на веранде, на крыльце. Рядом с домом была дорога, которая уходила в поле, а потом в перелесок. Дорога была проезжей, и по ней всегда шли или на тракторах или повозках ехали люди. В п. Талицы, который был расположен недалеко от нашей деревни, раньше находился лагерь, где жили пленные немцы. Я и хотела бы рассказать, какими в годы войны я увидела немцев. И как к ним, пленникам, отнеслась моя семья.
С состраданием к захватчикам.
Однажды в начале октября, рано утром, в воскресный день, бабушка вбежала в дом с криком: «Война! Война! Войско идет!». Мы, дети, спали на полу. Испуганно вскочили со своих мест, мама выбежала из кухни. Смотрим, что через поле к деревне идет странная серая колонна. Эта колонна быстро приближалась к нашему дому, так как он был окраинным. Мне тогда лет семь было, но я до сих пор помню то смешанное чувство страха и интереса. Мы тогда только в кино видели пленных немцев, а живыми — никогда.
Вдруг в наш дом ввели четверо или пятеро пленников на обогрев, так как был солнечный, но достаточно холодный день. Как мы потом поняли, их вели в соседний колхоз на уборку картофеля. С ними был охранник. Они сели в кухне на лавку вдоль стены. А один из них был высоким толстым мужчиной, он сильно кашлял. Мы обратили внимание, что на штанах у него был выдран кусок ткани, через дыру было видно голое тело. Мы с Валеркой с каким-то страхом, но и с интересом все больше смотрели именно на этого большого немца. Я Валерику говорю: «Это, наверное, они нашего папу убили!» Но он только со страхом смотрел на них и, похоже, ничего не понимал.
Бабушка приказала маме положить этого немца на печь, где лежали горячие кирпичи, чтобы он погрелся. В дом к нам в это время пришли бабы с другого конца деревни, в чьих домах также расположились немцы. Они пришли узнать, как в нашей семье приняли захватчиков. Почему-то запомнила вопросы, которые они задавали бабушке: «Почему ты его на печь положила? Может, это он убил твоих сыновей и зятьев? Вон они как бомбили твоих внуков, когда они по морю ехали сюда!» А бабушка спокойно отвечала: «Может, он убил, а может, и не он. Смотри, как он простыл и кашляет…»
Мы с братом, не отрываясь, смотрели на немцев. Они тоже смотрели на нас, но с безразличием, а потом мы ушли спать, так как было раннее утро. Когда мы с братиком проснулись, в доме была тишина, только солнце в окно заглядывало. Не было уже ни немцев, ни мамы с бабушкой. Я помню, как со страхом вышла в кухню, испугавшись, что наши враги могут быть там. Но никого не было и на кухне: мама ушла на работу, в поле, а бабушка, как обычно, дремала на веранде.
«Мне нужно домой!»
Во второй раз я увидела немцев года через два или три. Наша мама пошла со своей подругой в лес за ягодами. И в лесу они поймали беглого немца и привели его в сельсовет. Сразу бабы с детьми сбежались на него посмотреть. Он был одет в военный френч. Испуганный какой-то, не понимает ничего из того, о чем его спрашивают. Смотрит на смеющихся бабенок и детей и только одно твердит: «Нах хаус! Нах хаус!». Кто-то перевел, что это значит: «Мне нужно домой!».
Его обыскали и нашли только цветную фотографию его семьи: он сам – офицер, красивая жена и двое детей. Я тогда впервые увидела цветное фото. И еще в кармане френча нашли пакетик с безопасными бритвами.
А наша мама, смеясь, говорила: «Какой «нах хаус»? У нас здесь тайга!». Леса, граничащие с Южским районом, тогда действительно были похожими на тайгу. (Сейчас, правда, говорят, что все уже вырублено и разворовано). Он слово «тайга» понял и закивал, соглашаясь. Вскоре пришла машина, и его увезли, наверное, в Талицы.
Если б не было войны…
Вот такие были наши женщины. Женщины, пережившие войну, потерявшие мужей и братьев в боях с врагом, но не обозлившиеся, сохранившие в себе чувство уверенности и человеческое достоинство. Они, наверное, понимали, что не все немцы были фашистами, а некоторые воевали по принуждению.
Наша мама умерла на 89 году жизни и часто говорила нам: «Эх, дети, если бы не было войны, ваш папа бы вас так любил! Он так ждал сына!». Так и осталась у нас в Петрозаводске квартира, имущество, друзья – мамины и папины. Но мама всегда отказывалась ехать в Карелию.
У мамы не было образования, но, выполняя волю погибшего отца, она сделала все, чтобы мы, дети, выучились и жили достойно. За это мы все с благодарностью чтим ее память и память нашего отца».
ПАМЯТЬ:
Книга Памяти Ивановской области (том 4; стр. 528)
Из воспоминаний Полетаевой (Шабалиной) Валентины Никифровны.